Тем временем один из УАЗов завелся, рванул вперед и стукнул «фольксваген» точно по бамперу.

Со сложенного в грузовом отсеке микроавтобуса штабеля сорвалась широкая доска-двухдюймовка, просвистела над головой успевшего присесть одного из мужичков и торцом въехала по переносице второму.

– С дороги, мать вашу! – проорал дознаватель Пугало, сидевший за рулем ментовского «козла».

Непострадавший мужичок выказал полное неуважение к стражам порядка и, вместо того, чтобы сбежать с места происшествия и уволочь вырубленного доской товарища, ринулся в лоб на УАЗ, распахнул водительскую дверцу, смачно заехал по морде Пугало и за шиворот вытащил того из машины.

Перед глазами у дознавателя мелькнуло развернутое удостоверение сотрудника Федеральной Службы Безопасности России.

– Майор Оленев, ФСБ [135] ! – срывающимся голосом завопил мужичок и треснул Пугало носком сапога под ребра. – Лежать, скотина! Руки за голову! – и повернулся к поверженному товарищу. – Серега! Ты как?

Начальник третьего отдела Службы Собственной Безопасности питерского УФСБ капитан третьего ранга Петренко, вот уже третий год строивший дом в деревне Лосевка, перевернулся на живот, поднялся на четвереньки и ошалело помотал головой.

– Я не виноват! – взвизгнул протрезвевший от ужаса Пугало и ткнул пальцем в бело-синюю «мусоровозку». – Она сама поехала!

– Заткни пасть, урод! – рыкнул Оленев, выдернул из наплечной кобуры дознавателя потертый «макаров», проверил наличие патронов в обойме и огромными прыжками понесся к месту драки, на ходу передергивая затвор пистолета.

Позади майора взревел двигатель второго УАЗа...

* * *

Пейсиков отбежал от «опеля» на полсотни метров, свернул за угол какого-то сарая и тут на него сверху обрушилось нечто огромное и тяжелое. Рот зажала чья-то широкая ладонь и тихий голос произнес фразу, от которой Иудушку бросило в холодный пот:

– А теперь, мил человек, съездим-ка на вокзальчик, за оставшейся денежкой.

Племянник Цили Моисеевны Ступор забился в объятиях Гоблина, но силы были явно неравны, и спустя четверть минуты деморализованного Пейсикова с надетым на голову холщовым мешком забросили в багажное отделение золотистого внедорожника «Chevrolet Tahoe», за рулем которого восседал невозмутимый Тулип.

ГЛАВА 7

ОДИН РАЗ – НЕ СКАЛОЛАЗ

Солнце, воздух и вода,

Это, дети, ерунда.

Лишь здоровый прагматизм

Укрепляет организм.

Лозунг на фасаде детского сада тюремного типа.

Денис вышел из «таблетки» [136] на улицу, в плотном потоке пешеходов неторопливо пересек Лиговский проспект, бросил горсть мелочи в картонную коробку с крупной, написанной фломастером просьбой помочь на содержание собак в частном приюте, миновал гостиницу «Октябрьская», свернул налево в короткий переулочек на задворках здания городской налоговой полиции, протопал мимо парочки торговых павильонов и шеренги сверкающих джипов, распахнул дверь ресторанчика «У Рудольфа», славного своей кухней и гостеприимностью владельцев сего заведения для набивания животов, поднялся вверх по мраморной лестнице на второй этаж, вежливо кивнул миловидной девушке за барной стойкой, жестом остановил даму-метрдотеля, направившуюся к гостю, дабы провести того за приглянувшийся столик, прошествовал в большой зал и уселся на свободный стул у длинного стола, уставленного огромным количеством тарелок с мясными и рыбными закусками, салатами и кружками пива «Крушовица».

Подкрепляющийся коллектив в лице Ортопеда, Глюка, Кабаныча, Садиста, Горыныча, Мизинчика, Игоря Борцова и еще десятка братков радостно поприветствовал вновь прибывшего соратника по борьбе за светлое капиталистическое будущее.

Рыбаков заказал подскочившей официантке двойную порцию тигровых креветок и свиное колено с кнедликами, налил себе апельсинового соку и умиротворенно откинулся на спинку стула, расслабляясь в кондиционированной прохладе ресторана после прохода по испепеляющей жаре улицы.

Посещать кабачок «У Рудольфа» считалось в братанской среде признаком хорошего тона.

Кормили там отменно, интерьер обеденных залов, выдержанный в средневековом стиле, настраивал посетителей на спокойный лад, а подаваемые напитки были выше всяких похвал. Особенно радовали свежайшее чешское пиво и настойка «Бехеревка», рюмочкой которой так славно завершить плотную трапезу.

Да и цены в ресторане были вполне приемлемыми, не опустошавшими лопатник [137] даже после обеда на четверых с пятью переменами блюд. Что ценилось в среде людей, умевших считать деньги.

Денис выпил сок, налил себе еще и вклинился в спор Ортопеда и Мизинчика, рассуждавших о качестве современной российской прозы. Первый бухтел о необходимости расстреливать авторов-графоманов, дабы другим неповадно было писать всякую фигню, второй выступал за более мягкие методы наказания типа публичной порки розгами и запрета на профессию.

В качестве примеров оба братка избрали разрекламированную мастерицу «иронического» женского детектива Дарью Гонцову, чьи многостраничные тупые опусы приводили в ужас людей с минимальным литературным вкусом, и эстетствующего грузина-журналиста, пишущего под псевдонимом Буба Акынин.

– Стрелять, стрелять и стрелять, – ворчал Грызлов, не забывая отправлять в широкую пасть толстые ломти ветчины и буженины, запивая их огромными глотками пива из фирменной литровой кружки. – Другого, блин, пути нет...

– Есть, – возражал Кузьмичев, отдававший должное салату оливье. – Твои экстремистские замашки приведут только к тому, что за год перебьют девяносто процентов писателей. Потому что разному пиплу нравится разное чтиво. Надо сечь, чтобы думали, как писать. Причем сечь в первую очередь издателей. Это конструктивный, блин, путь.

– Давать малых прутняков, как сказано у Хольма ван Зайчика, – сказал Рыбаков.

– И отбирать эрготоу [138] у авторов, – прогудел Горыныч, неожиданно явив глубокое знание хорошей литературы.

Окружающие с уважением посмотрели на подкованного Даниила, знающего столь мудреные слова.

– Но вообще-то, – заявил Рыбаков, – методами телесных наказаний или расстрелов привить вкус к достойному чтению невозможно.

– Это почему? – нахмурился Ортопед.

– Потому что сначала нужно заняться повышением культурного уровня потребителей продукции, – Рыбаков свернул в тоненькую трубочку пластинку бастурмы. – Ибо без воспитания читателей в духе неприятия графоманства лупить авторов бессмысленно. То же самое относится и к телевидению. Пока зритель или читатель не проголосуют кошельком, ничего не изменится. Могу привести аналогичный пример из твоей, Миша, жизни.

– Ну, приведи, – обреченно согласился Грызлов.

– Твои заслуживающие всяческого уважения методы борьбы с автомобильными ворами. Помнишь, к чему они привели? Но ведь они так и не искоренили воровство. Даже в твоем районе...

– Это да, блин, – вынужден был согласиться Ортопед.

Мелкие воришки, разбивавшие боковые окна машин и похищавшие магнитолы и просто оставленные в салонах вещи, были настоящим проклятьем Выборгского района, где проживал досточтимый братан. Не проходило ночи, чтобы в районе не разбивали два-три десятка стекол, вводя хозяев четырехколесных железных друзей в расходы, несопоставимые с мизерной стоимостью исчезнувшего имущества.

Засады, организуемые сплоченными коллективами живущих в одном доме автовладельцев, ни к какому результату не приводили. Летучие группы воришек, наполовину состоявшие из местных наркоманов, заранее узнавали о вставших в караул мужиках с монтировками и к находящимся под наблюдением машинам не приближались.

вернуться

135

Об этих и других приключениях майора Игоря Оленева из питерского УФСБ читайте в романе-трилогии Д. Черкасова «Головастик» (прим. редакции).

вернуться

136

«Таблеткой» в Питере именуется наземное строение станции метрополитена «Площадь Восстания», которая сама на жаргоне называется «Лошадь Восстания».

вернуться

137

Лопатник – бумажник (жарг.).

вернуться

138

Эрготоу ((c) Хольм ван Зайчик) – самогон двойной очистки.